Лодочник
Меша Селимович
К утру тени на Семберийской равнине стали слабеть, приобретая фиолетовый оттенок. Роща рядом с селом, всё ещё сонная, покрытая мглой, просыпалась с неохотой.В зарослях рогоза неподвижно стоит на тонкой розовой ноге цапля, маленькими, круглыми, словно игрушечными глазами она всматривается в пылающее на востоке небо, наполненное алой пылью.
Вдруг из этого ослепительного сияния над дальним краем равнины весело появилось солнце.
Вспыхнула ярко-красная черепица на крыше дома во фруктовом саду.
Две руки, только их и видно, открыли створки окна, пуская в комнату радость утра.
Засияла роса на тяжёлых, согнутых стеблях пшеницы и лепестках клевера, вспыхнул мак, запел жаворонок. Над полем низко пролетел испуганный дикий голубь.
Солдат, партизан, с надвинутой назад шайкачей, покрывающей жёлтые, как зрелая пшеница, волосы, шёл вперёд, не оглядываясь по сторонам. Широкими шагами, задумчивый, нахмуренный, он приближался к дому деда Джуры.
Старый лодочник, седой от прожитых лет и румяный от солнца, встретил его приветливо.
— Мне бы через реку, — сказал парень после того, как поздоровался.
— Кто же тебя переправит? — спокойно спросил старик.
— Да ты.
— Я, ей-богу, не могу.
Солдат вытащил из сумки письмо, запечатанное белыми круглыми виньетками:
— Я должен доставить сообщение. Важное. Есть у меня и справка от штаба бригады.
— Это хорошо. Но на том берегу появились усташи. Часто вижу их. Встретишь их — и конец. Так-то! Не поплыву я.
— Тогда я один.
— Я бы тебе не советовал.
— Я должен.
— Ничего ты не должен.
Старик принёс кружку тёплого молока и ломоть хлеба, а парень сел на колоду, усыпанную желтоватыми щепками, и начал пить, совершенно поникнув.
— Хотел я ещё домой заскочить, — сказал он задумчиво. — Хоть мельком взглянуть. Жену мою отвели в Ясеновац ещё этой весной, а недавно узнал, что ребёнок мой заболел. Только что жив ещё. Ну и...
— О, братец мой, — старик посмотрел на него с сочувствием. — Горе. Вижу, нужно тебе идти. Но не зевай. Хорошенько смотри по сторонам. Лодка в заводи, укрыта ветками. Когда поплывёшь, возьми немного в сторону, спустись до леса, не вздумай плыть прямо к пристани. Эх, видишь, какие напасти. Но всё же лучше бы тебе не идти. Если, не дай боже, заметят тебя...
— Авось не заметят.
Сказал он это так, словно и не думал об этом всерьёз. А затем попрощался и направился к реке.
Старик смотрел ему вслед, а когда солдат скрылся в рощe, взял топор и стал обтёсывать бревно для амбара.
— Надо успеть, пока погода хороша, — ободрял он себя. — Сегодня-завтра обтешу это бревно — и я на коне.
Но солдат не выходил у него из головы.
— Что же он? — думал старик. — Сможет через реку-то переправиться?
Он поискал его взглядом. Солдата не было видно.
В траве, усыпанной росой, внучка пасла коров.
— Не выспалась, — смотрел на неё старик, опираясь локтем на гладкое топорище.
Но внучка не надолго отвлекла его. Покручивая жёлто-белый ус, он мысленно сопровождал паренька.
— Вот он возле дома Луки, а вот подходит к берегу...
— Эх, что же ты встал! — упрекнул он сам себя. — День уходит.
Кошки заскребли на сердце.
— А этот пошёл всё-таки. Заладил: нужно. Нужно-то нужно, а идти тебе. Письмо! Что же письмо! Разве не могло подождать это письмо. А я, ей-богу, не пошёл по кривой дорожке. Хоть и не катаюсь тут, как сыр в масле.
Ему хотелось обнять солдата как можно сильнее. Но напрасно.
На душе становилось всё беспокойнее:
— Эх, дед-дед, ничего ты не понимаешь. Письмо может подождать, а больной ребёнок подождёт? Ох, братец, беда. Может, он и переправиться-то не сумеет.
Старик взволнованно посмотрел на реку, почесал раскрытую костлявую грудь, раскурил чёрную трубку и глубоко втянул горький дым.
— Ушёл! Сейчас уже возле лодки... Эй, Милица, — внезапно окликнул он внучку. — Скажи бабушке, что я скоро вернусь. Мне нужно отойти по делам.
Бросив топор, он надвинул на затылок широкополую шляпу и поспешил к реке.
Подойдя к берегу, старик всмотрелся вдаль сквозь широкую сияющую поверхность реки, ничего не заметив, он склонился над заводью.
В мелкой застоялой воде тихого заливчика среди густых ветвей он увидел солдата.
Повесив ружьё через плечо, стоя по колено в жидком иле, он изо всех сил тащил лодку. Но тяжёлая лодка, зарывшаяся носом в корни и зыбкую глину, стояла, как вкопанная. Казалось, что худощавый солдат вообще не сможет сдвинуть её с места. Он вытер пот, обошёл вокруг лодки, выругался от души. Но и это не помогало.
— Тащи её. Надави на нос, — крикнул старик сердито. — Что стоишь, как истукан! Подожди!
Сердитый старик поспешил вниз по крутому склону. Он подошёл к лодке.
— Давай! Так! Вот, видишь?
— Спасибо тебе, дед Джура. Застряла, чертяка.
— Застрянет, когда не умеешь. Давай, садись. Тут, тут, посередине. Возьми весло.
Солдат смотрел в недоумении.
— Что? Не умеешь. Как же ты хотел через реку переправиться?
Старик подвернул штанины, надвинул засаленную шляпу на лоб и, оттолкнув лодку в воду, запрыгнул в неё и сел на узкое сиденье на корме. Он крепко схватил весло жилистыми руками, а ногами упёрся в перила.
— Ты со мной поплывёшь? — спросил солдат приободрившись.
— Поплыву?! Видишь же, что да. А если начнут стрелять, чёрт их дери, будь что будет. А кто у тебя? Мальчик? Сын?
— Сын.
Старик посмотрел на густой дубовый лес на противоположном берегу и сильнее навалился на вёсла.
1947
Оригинал: Djevojka crvene kose : pripovetke / Meša Selimović. — [Jubilarno izd.]. — Beograd : BIGZ ; Sarajevo : Svjetlost, 1990 (Beograd : BIGZ).
Перевёл Алексей Соломатин.
Комментариев нет:
Отправить комментарий